«Цепь метаморфоз, имя которой – Гете, не имеет начала и конца», – писал в начале ХХ века Стефан Цвейг. Эти слова можно отнести ко многим выдающимся писателям разных эпох, ведь метаморфоза, преображение того или иного явления предметного мира, в каком-то смысле есть корень любого творчества, и этому пути непрерывных превращений нет начала и конца.

Возможно, творческий путь Аркадия Кутилова тоже есть своего рода цепь метаморфоз, преображений обыденной реальности в чудо высокой поэзии. Для Кутилова сама жизнь, ее вечное движение понималось как метаморфоза. Эта мысль нашла отражение и в его технике, и в содержании его произведений.

Подобно алхимии, учившей о претворении низкого металла в иное, более высокое состояние, искусство учит о претворении явлений земной жизни— «реальности первого порядка»—в феномены иной, художественной действительности.

Превращение слова, взятого из разговорной речи, в слово поэтическое подобно превращению свинца в золото: это такое же чудо и такая же тайна.

В поэзии есть своя герметическая педагогика, согласно правилам которой слово, употребляемое поэтом в стихотворении, должно быть вырвано из своего прежнего контекста и заключено в иную среду, где оно должно пережить активизацию.

Чем же является эта иная среда? Она—существовавшая до рождения слова вечная музыка, и слово, попав в эту среду, должно утратить на время свое прежнее значение и стать для поэта прежде всего сочетанием звуков. Только изучив музыкальные качества слова, он получает возможность максимально эффективно использовать это слово в поэтической речи.

Слово, строка, строфа, вырванные из стихии обыденной речи и пережив в руках поэта «траннсубстанциацию» (преосуществление),  ценны как сами по себе, как «атомы поэтической речи», так и как части стихотворения. Многие стихи Кутилова известны в нескольких вариантах: отдельные строфы могут выступать как самостоятельные стихотворения и как части других, более крупных произведений. Так, строфа:

Унылый, как диаграмма,

Мой нос – показатель краха…

А драма – всего и драма,

Что славы пока ни грамма

Да порванная рубаха, –

в рукописном авторском сборнике «Я – Магнит» представляет из себя отдельное произведение, а в других изданиях предстает как часть стихотворения «Провинциальная пристань».

Таким образом, стихи Кутилова состоят из элементов, которые можно назвать «атомами поэтической речи». Стихотворение строится из них по органическому принципу. Процесс возникновения стихотворения можно уподобить процессу образования кораллов: слова и фразы так же образуют строфы, как полипы образуют кораллы. Подобно тому как полипы, отмирая, соединяются в единую структуру коралла, обладающую цельностью и сложностью, атомы поэтической речи, теряя часть своего прежнего значения, создают поэтический текст. Соединить их с наименьшим ущербом для живой ткани бытия — задача поэта, мастера метаморфозы.

Путь метаморфозы слова и образа можно понять, прочитав некоторые записи поэтов – предшественников Кутилова. В записной книжке Велимира Хлебникова, поэта, который был близок Кутилову по образу жизни и характеру «земшарного» творчества, встречаются строки, близкие по духу строкам Кутилова: «Так есть величины, с изменением которых синий цвет василька (я беру чистое ощущение), непрерывно изменяясь, проходя через неведомые нам, людям, области разрыва, превратится в звук кукования кукушки или в плач ребенка, станет им. При этом, непрерывно изменяясь, он образует одно протяженное многообразие, все точки которого, кроме близких к первой и последней, будут относиться к области неведомых ощущений, они будут как бы из другого мира».

Художник отмечает тайный и незримый путь, который проходит синий цвет василька в своем превращении в звук. На поверхности — цвет василька и кукование кукушки. Скрытый путь интуиции остается неведомым, зримы (или слышимы) лишь его результаты.

Эти положения поэта имеют огромное значение для понимания творческого метода Кутилова, для раскрытия смысла его произведений. Они полны таких превращений, далекое и близкое в них соседствуют. Ход интуиции художника и поэта неуследим, но результаты его зримы и часто загадочны: «области разрыва», где происходят эти превращения, «неведомы нам, людям». Отсюда многозначность и многомерность, символичность образов Кутилова.

Пример такой многозначности – стихотворение «Книга Жизни – мой цвет-первоцвет», где имена писателей поставлены в один ряд с названиями растений:

Книга Жизни – мой цвет –первоцвет!

Имена, как цветы на полянке…

В темных чащах – таинственный фет,

На озёрах – кувшинки – бианки…

Белый дым, голубой березняк

Да подсолнухи ростом до крыши.

Иван-чай, паустовский да мак.

Подорожник, ромашка да пришвин…

Это смещение понятий почти полностью следует положениям Хлебникова о превращении синего цвета василька в кукование кукушки или чувство ребенка.

«Смещенное», «сдвинутое» восприятие мира – еще один элемент того восприятия мира, который Кутилов называл «Новой Системой Воображения». Предметы, явления, процессы, даже категории духовной жизни в его творчестве меняются, сдвигаются со своих привычных мест, освещаются с ранее недоступных точек зрения.

Еще в начале ХХ века исследователь А. Шемшурин выдвинул тезис о сдвиге формы как ключевом методе передачи вечного движения жизни и привел примеры этих сдвигов на словесном материале из практики футуристов:

(а) сдвиги букв — набор разными шрифтами и неровными строчками, как у В. Каменского;

(б) сдвиги частей слов -как когда Маяковский печатает в четыре строки: «Пестр как фо/рель — сы/н/безузорной пашни»;

(в) сдвиги морфем — как когда Хлебников строит слова «мороватень», «снежоги», «умнязь», «неголи»;

(г) сдвиги слов — как когда Б.Лившиц пишет «черным об опочивших поцелуях медом пуст восьмигранник и коричневыми газетные астры», «уже изогнувшись, павлиньими по-елочному звездами, теряясь хрустящие вширь».

В творчестве Кутилова встречаются различные примеры сдвигов, причем рядом со сдвигами лексических единиц у него встречается принципиально новый вид сдвига – сдвиг смысла.  Пример сдвига букв – практически любое стихотворение из авторского рукописного сборника «Я – Магнит», где строки разбиваются на части, создавая своеобразный звуковой и графический ритм. Но наиболее яркий пример такого сдвига – сдвиг логического ударения в стихотворении «Армия»:

ТАКАЯ музыка военная!

Такая МУЗЫКА военная!

Такая музыка ВОЕННАЯ,

Что зубы

                       хрустнули

                                               во рту!

Перемещение акцента с одного повторяющегося слова на другое, завершающееся графическим разбиением последней строки на три отрывка, создает особенную экспрессию и ощущение движения.  Обычные повторяющиеся слова, словно в алхимической реторте, от расстановки логических ударений приобретают новый смысл, переживают метаморфозу.

Другой пример метаморфозы – это смысловое преображение слова и образа путем использования метафоры. Например, при помощи метафор поэт зримо рисует живописную картину сражения в стихотворении «Война»:

Пусть бомбы сядут к праздничным столам,

Пусть взрыв-букет цветет в руках у смерти,

Лежит кругом людей кровавый хлам,

И хлопья пепла носятся, как черти!

Образ взрыва – букета вызывает в памяти картины сюрреалистов Дали и Магритта, близких Кутилову по мировоззрению. Нечто прекрасное (букет) и страшное (взрыв) с помощью метафоры сближаются друг с другом, и происходит метаморфоза – рождение нового образа, своего рода «алхимическая транссубстанциация» жизни в поэзию.

Само чтение стихов Кутилова тоже есть творческий процесс, тоже работа души, разума и сердца, и, возможно, оно может преобразить чью-то человеческую душу так же, как поэт преображал обыденную жизнь силой своего творческого дара в Поэзию. Кутиловские стихи, как и его мировосприятие, по словам своего Кутилова, заразны, «как гибельный микроб». И в завершение этой краткой статьи хотелось бы пожелать, чтобы как можно большее количество людей, знакомящихся со стихами Кутилова, смогли, подобно ему, стать в какой-то степени людьми с творческим мировоззрением, Мастерами Метаморфозы – преображения обыденности в Красоту.